Фэндом: Doctor Who; Captain America; Once Upon A Time
Пейринг: Клара/Джеймс(Джефферсон)
Рейтинг: PG-13
Размер: 2 287 слов
Жанры: гет, ангст, драма.
Предупреждения: смерть персонажа
Статус: завершен
Дисклеймер: все мы ничтожны пред лицом постмодернизма.
Описание: Avalanches of the violent disharmony.
txt
Холодный ноябрьский воздух разорвали две вспышки, запахло озоном. На прелую мокрую листву на заднем дворе частного дома упала девушка. На щеке длинная царапина, руки огрубевшие и израненные, на лице сажа и кровь, и своя, и чужая. Девушка рухнула на колени, зажимая дрожащими руками рот, давясь рыданиями, размазывая по лицу грим из пыли, грязи и крови. Она раскачивалась, словно умалишенная и не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть, только сцены боя в голове и последние секунды, и крик, который рвется из груди, и она кричит. Она кричит так, словно ей сейчас вырезают сердце, по живому, не заботясь об анестезии. Вскрывают грудную клетку подручными материалами. И вырывают горячее, живое сердце, не заботясь о его сохранности. Оно живое, оно хрупкое, его так легко разбить.
- Клара, уходи отсюда! – кричит он, оборачиваясь через плечо, но она не собирается бежать, она собирается сражаться плечом к плечу, поэтому она не обращает внимания, она с оружием наперевес в первых рядах, и все вокруг знают, чувствуют, она не отступит. А он кидается к ней, забыв про осторожность, кидается под свистящими пулями и хватает за плечо, так крепко, что хватка почти причиняет боль, он хватает ее и тащит за собой, заталкивает за ближайший угол и прижимает к стене, трясет ее за плечи, так что она ударяется о стену, а автомат болтается, как детская игрушка. Он ей говорит что-то, наверняка что-нибудь про безопасность, про то, что он не сможет думать о задании, он будет волноваться за нее, что-то про то, что ей нужно сидеть в укрытии, и с этого момента она перестает слушать, потому что не может сидеть в укрытии, когда он на войне, когда по нему стреляют, когда рядом взрываются снаряды. Она качает головой, вывертываясь из его цепких рук, и кричит:
- Со мной ничего не случится, Джеймс!
С ней ничего не случится. С ней ничего и не случается. Если бы случилось с ней, если бы только с ней, она бы сейчас не рыдала на холодной земле, размазывая слезы и грязь по лицу. Джеймс срывается с места за ней, желая… переубедить? Защитить? Но он не успевает. Время замедляется, когда всех оглушает взрыв. Время замедляется, когда земля взрывается миллионами мелкий частиц. Время замедляется, когда Джеймс подрывается на мине.
Девушка на земле поднимается на ноги и, пошатываясь, идет прочь из рощицы, пролеска, или это просто скопление деревьев? – которое начинается за домом. Дом был внушительным. Двухэтажный, он бы легко посоревновался размерами с тем многоквартирным домом, в котором Кларе приходилось жить в тридцатых. Непонятно, о чем думала Клара, когда обогнула дом и постучала в дверь. Красивый дверной молоток был массивным не только на вид, но и в действительности поднять его оказалось делом непростым. Или Клара выдохлась настолько, что простейшие физические движения были ей практически неподвластны.
Из-за закрытой двери неслись звуки смутной знакомой песни и Клара узнала «Show Must Go On». Спустя несколько секунд, в которые Клара успела закрыть глаза и привалиться к косяку, дверь распахнулась и музыка зазвучала громче. С усилием раскрыв глаза, Клара уставилась на хозяина дома. Из-за его спины в глаза бил свет, так что его лицо разглядеть было трудно, но бутылка скотча и расстегнутая рубашка говорили сами за себя, хозяин следовал завету Queen и у него шоу продолжалось.
- Могу чем-то помочь? – судя по всему, скотч – славный шотландский скотч – делал своей дело, и язык у парня заплетался.
- Если позволите умыться и переночевать у вас, то сделаете доброе дело.
- Поверьте, одно доброе дело не спасет меня от котла в аду, он уже ждет не дождется меня, - запинаясь, произнес парень, но отступил, впуская девушку в дом. Когда Клара вошла, он закрыл дверь за ее спиной и голосом ленивого кота предложил, - Не хотите скотча? Отличный шотландский скотч, очень расслабляет. Но вы можете сразу идти в душ, он вам не помешает. Прямо вверх по коридору и налево.
Парень пьяно хихикнул и скрылся в – предположительно – гостиной, да так шустро, что Клара не успела толком рассмотреть его. Ей оставалось только отправиться в душ.
Ванная оказалась действительно прямо по коридору, вверх по лестнице и третья дверь направо. Пришлось немного поплутать, и под горячие струи вода Клара забралась окончательно вымотанная. В голове стучали слова «Show Must Go On», снизу неслось что-то уже отдаленно напоминающее Rammstein. Она просидела в ванне не меньше получаса и, кажется, почти заснула, но в дверь бесцеремонно распахнулась, и пьяный в стельку хозяин зашел в полную пара ванну.
- Я положил тебе тут полотенца и какую-то старую футболку, чтобы тебе было в чем спать. Если захочешь есть, тебе вниз по кроличьей норе и в гости к Шляпник и Соне, у них всегда чаепитие, если захочешь спать, заходи в первую попавшуюся дверь и падай на первую попавшуюся кровать. Чао.
Закончив свою тираду – удивительно, что человек в его состоянии смог осилить столько слов – хозяин особняка скрылся за дверью, а Клара сидела на корточках за душевой занавеской и болезненно размышляла о том, сошла ли она с ума или у нее дежа вю на фоне душевной травмы.
Есть Кларе не хотелось, да и маршрут «вниз по кроличьей норе» не внушал большого доверия, поэтому Клара отправилась спать. Последовав совету хозяина, она толкнула первую попавшуюся дверь, но там на кровати уже спал сам хозяин, в комнате стоял стойкий запах алкоголя, на полу лежала опрокинувшаяся бутылка скотча.
- Славный шотландский скотч сделал свое дело, - пробормотала себе под нос Клара и прикрыла за собой дверь. Следующая ее попытка найти место ночлега оказалась более удачной, и девушка очутилась в уютной спальне, стены которой, кажется, были выкрашены в темно-синий цвет. Но Клара не обратила внимания, она упала на кровать, свернувшись калачиком, и уснула, укутанная запахом чужого тела, стирального порошка, геля для душа. Казалось, что подушка пахла Джеймсом, и девушка уснула, измотанная тяжелыми событиями и успокоенная родным запахом.
*
- Утро встретило Клару очередной музыкальной композицией, крутившейся на бесконечном повторе. Некоторое время девушка лежала, уставившись в потолок, пытаясь найти в себе хоть какие-то эмоции. Казалось, что чувств не осталось совсем, внутри была сосущая пустота, которую не хотелось ничем заполнять. Кажется, грубая операция по изъятию сердца прошла успешно, пациент жив и ни на что не жалуется.
При дневном свете Клару удалось получше рассмотреть комнату, где она ночевала. Стены были выкрашены в темно-синий цвет, равно как и потолок, который, помимо прочего, был украшен изображениями звезд. И не теми тривиальными пятиконечными значками, которыми всегда пичкают доверчивых детишек, а настоящими звездами. Целая галактика в уменьшенном виде развернулась на потолке. Кто-то очень хорошо постарался.
Песня закончилась и зазвучала вновь. «Если бы я мог сохранить время в бутылке», - пропел мужской голос, и Клара хмыкнула. Если бы ты действительно умел, тебе бы не захотелось этого делать. Мгновения счастья прекрасны тем, что они мгновения.
Своей одежды Клара не нашла ни в комнате, ни в ванной, поэтому пришлось спускать вниз в той футболке, что одолжил ей хозяин. Стесняться было нечего: невысокая Клара утопала в футболке, доходившей ей до середины бедра. Спустившись по лестнице, устланной мягким ковром, на первый этаж, Клара немного поплутала, прежде чем нашла кухню. Хозяин стоял спиной к ней, держась одной рукой за открытую дверцу холодильника, и пил молоко из стеклянной бутылки, запрокинув голову. И внезапно что-то невероятно родное показалось ей в чуть сутулом наклоне плеч, в низко сидящих джинсах, в босых ногах, которым наверняка холодно от холодильника, в жестких волосах, которыми хозяин дома тряхнул, когда допил молоко. Поставив бутылку на дверцу, он закрыл холодильник и повернулся к Кларе.
Она не знала, что делать.
Она не знала, кричать ей, молчать ли, плакать, смеяться ли.
Или бежать прочь.
Или бросаться к нему на шею.
Все, что она смогла сделать, это прошептать:
- Джеймс?
Парень улыбнулся незнакомой, совсем не-джеймсовой-улыбкой. Если Джеймс улыбался, то не только губами, все его лицо оживало, глаза лучились радостью. А у этого человека улыбка была искусственная, словно маска. И это было жутко.
- Я вижу, ты уже встала. Твою одежду я бросил в стирку, она насквозь пропахла порохом и потом. Ты что, пожар тушила? На плите сковорода с омлетом, в холодильнике молоко, кофе в верхнем левом шкафчике. А я откланяюсь, - проговорил хозяин дома и, поджав губы, направился прочь из кухни. Когда он проходил мимо Клару, она ухватила его за руку; видимо, хватка оказалась цепкой, хозяин удивленно взглянул на ее тонкие пальцы, обхватившие его запястье.
- Милая, лучше бы тебе отпустить меня. Если я и похож на твоего Джеймса, я не он.
Он вырвал руку из плена ее пальцев и скрылся за дверью кухни, а Клара стояла, огорошенная, будто ее накрывала лавина сумасшествия, будто все, что сейчас происходила – одна большая катастрофа, поток безумия, смывающий здравый смысл.
Ноги не держали ее, и она сползла по стене вниз, обхватив голову руками, чувствуя, как подступает к горлу тошнота, и закрыла глаза, не желая ничего видеть. Только услышала шаги босых ног и почувствовала, как крепкие руки подхватили ее под колени и без усилия подняли.
- Пойдем, милая, пойдем, - произнес хозяин дома голосом Джеймса. У него было лицо Джемса, голос Джеймса, запах Джеймса, - Я не твой Джеймс, но позаботиться о тебе сумею, - но он не был Джеймсом. Клара почувствовала, как ее куда-то несут, укладывают на диван и целуют в лоб.
Через несколько секунд зазвучала песня, убаюкивающая и бередящая одновременно. Под страдания фортепиано солист пел о лавинах, и Клара подумала, что это именно, что она сейчас чувствует. Клара слышала, как не-Джеймс ходит по комнате, но не открывала глаз, пытаясь успокоить эмоции. Песня закончилась и началась заново, и не-Джеймс сел, наконец, на одно место и застучала швейная машинка. Удивленная, Клара приоткрыла глаза и увидела, как не-Джеймс, прикрыв глаза, словно в экстазе, слегка покачиваясь под музыку, увлеченно крутил колесо. Древняя, еще ручная, машинка была богато украшена резьбой и, видимо позолотой. Клара залюбовалась хозяином дома, так отдававшимся работе. Песня закончилась и хозяин, во внезапном приступе ярости зарычал и отбросил ткань, вырвав катушки ниток из машинки.
- Тебе не кажется, - прошептал он, - что иногда тебя накрывает лавиной, лавиной безумия, и ты не можешь ему противиться, ты можешь только склоняться, сгибаться и – в конце концов – ломаться под напором этой лавины.
В неясном порыве Клара срывается с дивана, падает на колени рядом с ним, сидящим на полу и лихорадочно что-то шепчущем. Она притягивает его голову к себе, гладит по волосам и успокаивающе говорит, что знает. Прекрасно знает.
- Ты ведь не знаешь меня, - говорит он. – Ты знаешь его, ты любишь его, но я – не он.
- Его зовут Джеймс, - тихо произносит Клара.
- Меня зовут Джефферсон, - безразлично отвечает он.
Она предлагает ему показать. Показать, от чего она бежала, кто такой Джеймс.
*
Манипулятор уже зарядился, его легко хватит на несколько путешествий для них двоих. Клара наскоро одевается, застегивает все ремешки манипулятора и говорит Джеймсу, чтобы он держался крепче.
Держаться крепче не приходится, он просто кладет руку ей а плечо, она нажимает несколько клавиш, и они растворяются в треске электрических разрядов, оставив после себя облачко озонового запаха.
Они оказываются на Старк Экспо. Конечно, одежда у них не по времени, но в Америке того времени на тебя не смотрели косо, если ты одет не так, как все (если ты белый, конечно). Джефферсон и Клара со стороны наблюдают, как две их копии – немного моложе, намного веселее и беззаботнее, намного более в своем уме – веселятся. Джефферсон спрашивает о худосочном пареньке, и Клара отвечает – Стив. Потом их двойники идут покупать лимонад, тот самый, и Джефферсон облизывается непроизвольно. Клара спрашивает, не хочет ли он лимонада, и Джефферсон пожимает плечами. Они идут к ларьку, и продавщица удивленно смотрит на них, но ничего не говорит, наливает им два больших стакана. Джефферсон жадно пьет, а Клара вертит в руках стакан.
А потом Клара решает не тянуть, сразу показать ему самый конец. Она хватает его за руку и они исчезают, оставив после себя запах озона, и изумленная продавщица из ларька пораженно моргала, не веря своим глазам.
Они стояли вдалеке, но Клара знала, что там происходит. Вот объявили тревогу, вот они уже бегут, и она бежит, у нее на шее автомат, она придерживает его одной рукой. И вот Джеймс – он видит, что она бежит, и бросается, чтобы перехватить ее. Вот он затаскивает ее за ближайший угол разрушенного здания, и она точно знает, что говорит он, точно знает, что говорит она. И она видит, как бежит, как он бежит за ней, а потом закрывает глаза, потому что знает, что будет дальше, не хочет смотреть. Но она все равно видит, и слышит взрыв, и знает, что сейчас она остановилась, зажимая рот руками, она видит, как его тело, словно тряпичная кукла, переворачивается в воздухе и падает на каменные обломки. Она не может бежать ни прочь от него, ни к нему, она только стоит, сотрясаясь рыданиями, а потом судорожно, почти вслепую, потому что слезы застилают глаза, набирает координаты на манипуляторе, исчезает. Клара открывает глаза и видит, как вторая она растворяется в воздухе, и видит тело Джеймса, не соображая, бежит к нему. Джефферсон пытается ухватить ее за плечо, остановить, но не успевает. Клара падает на колени рядом с Джеймсом, плачет, не слышит ничего. Не слышит, как свистят пули, не думает о том, что сейчас может произойти все, что угодно, нужно уходить, но все, что она может – сидеть на коленях возле него, плакать. Она чувствует, как лавина накрывает ее, чувствует, что еще чуть-чуть, и некуда будет гнуться, и она сломается. Поэтому, когда пуля разрывает пронзительной болью грудь, она не удивляется, только задыхается болью. И думает, - все к этому шло. Все так и должно быть, просто в первый раз она слабовольно сбежала, а теперь завершилось то, что должно было случиться. В груди болит, рот наполняется соленой и горькой кровавой слюной, и она чувствует, как рядом ней на колени присаживается Джеймс. Он печально качает головой и что-то тихо говорит. А Клара лихорадочно шепчет, просит о чем-то, повторяет, - Джеймс, прости. Прости меня, Джеймс, я виновата.
- Мне жаль, - отвечает Джефферсон, - Я не твой Джеймс.
Большие карие глаза полны боли и слез, которые никогда уже не прольются, слепо уставились в небо. Джефферсон смотрит на свои руки, все в крови и чувствует, как слеза невольно катится по щеке.
- Спокойной ночи, - произносит он срывающимся голосом и закрывает Кларе глаза. Разворачивается и уходит.
Начинается дождь.