ХРОНИКИ НЕОКОНЧЕННОГО ПУТЕШЕСТВИЯ
*
*
1.
Шел сто тридцатый день полета на Марс. Пассажиры межгалактического звездолета мирно спали в своих криоконтейнерах, замороженные и недвижимые. Их скоро ждала разморозка и увлекательное путешествие по красной планете, но пока что все восемнадцать тысяч человек оставались состоянии криосна. Полет на Марс, благодаря современным техническим возможностям, занимает теперь всего сто тридцать дней, но и эти дни люди могут провести, погрузившись в глубокий сон.
В контейнере № 5026 спал человек с острыми скулами и тонкими губами. Его лицо было покрыто инеем и невозможно было точно разглядеть изящных черт его лица, но и такой – замороженный, почти неразличимый на фоне белых стенок контейнера, он производил впечатление. Это впечатление не было хорошим или плохим, нельзя было сказать, каким этот мужчина казался собеседнику. Он просто производил впечатление. Своими огромными, ясными голубыми глазами, навевавшими воспоминания о белых фарфоровых блюдечках, расписанных синими узорами, которые мама каждое воскресенье снимала со стены, чтобы протереть и повесить на место. Имя этого человека – Немо. Немо Никто.
Такое странное имя человек получил еще на Земле, как раз после Большого Сжатия. Теория Большого Сжатия была разработана на основе теории Большого Взрыва самим Немо. Он предположил, что, раз у всего есть противоположность, у каждого человека, существа, явления, то и у момента возникновения Вселенной должна быть противоположность. Его – явление, прямо противоположное Большому Взрыву – Немо назвал Большим Сжатием. Не очень оригинально, зато суть теории Немо оказалась верна. Он предположил, что в один день, по истечении определенного срока, цикл существования Вселенной закончится Сжатием, и время пойдет вспять. Проведя некоторые – довольно сложные – вычисления, Немо определил время и дату того самого Большого Сжатия. Он оказался прав, и Сжатие произошло. Время пошло вспять, но проявился побочный эффект. Ни один человек ничего о себе не помнил. Поэтому, когда маленькая девочка подошла на улице к высокому молодому мужчине с темными волосами, собранными в короткий хвост, тонкими чертами лица и ясными голубыми глазами, и спросила, кто он такой, хриплым голосом человек ответил, чуть запнувшись:
- Никто. Немо… Никто.
Так Немо получил свое новое имя. Возможно, это был отголосок прошлого, того времени, когда Вселенная еще жила по старым правилам и время шло вперед, а не назад.
Немо Никто, номер 5026, спал в своем криоконтейнере. Уже очень скоро по его телу – так же, как и по телам остальных семнадцати тысяч девятисот девяносто девяти человек – пустят разряды тока, чтобы разбудить их. Пока же датчики брали последние пробы кожи и крови – необходимая процедура перед пробуждением. Нужно удостовериться, что все пассажиры хорошо перенесли полет.
Брови молодого человека были тревожно сведены к переносице. Возможно, ему снился плохой сон, возможно, его тревожили какие-то воспоминания из прошлого, из мира до-Сжатия. Такое иногда случается. Многие люди отмахиваются от своих снов, но Немо считал подобное отношение непростительным. Как говорил кто-то из мудрых мира до-Сжатия, «человеку не снится то, что его не касается». Поэтому Немо всегда был очень чуток к своим снам. Часто там появлялась молодая женщина с длинными и спутанными каштановыми волосами. Эта женщина много смеялась и все звала Немо за собой. И он тоже смеялся, и шел за женщиной. Не мог не идти, будто что-то тянуло его за ней, темноволосой смеющейся незнакомкой.
README2.
Состояние всех пассажиров было проверено, а результаты помещены в Хранилище. Это стандартная процедура. Пассажиры межгалактического звездолета постепенно начинали просыпаться. И вот молодой мужчина в криоконтейнере № 5026 распахнул глаза:
- Анна! – Это имя замерло на его тонких, покрытых инеем губах. Каждый раз Немо просыпался с ее именем на губах, но не мог вспомнить. Будто это перышко воспоминаний в подушке его головы, которое колется, а достать его никак не получается. Цепляешь его, ковыряешь наволочку, но ухватить кончик пера не представляется возможным. И ты только терпишь то, как перо колет тебе щеку, когда опускаешь усталую голову на подушку. И нет больше сил ковырять наволочку, или пытаться повернуться на другой бок, чтобы не мешалось.
Молодой человек нервно облизнул губы и поморщился, почувствовав на языке кристаллы льда. Они теперь, в этом мире пост-Сжатия, имели странный химический привкус. Вообще сегодняшний мир стал странным. В нем неправильная трава, ненастоящее небо, невкусная еда. Все отдает искусственностью, неправильностью.
Трава слишком зеленая – кажется, будто ее красили масляной краской. Взяли тонкую кисточку из беличьего волоса и прокрасили каждую травинку жирной и липкой масляной краской.
Небо слишком голубое. В воздухе теперь нет пыли, очистительные сооружения – неотъемлемая часть каждодневной жизни людей, так что теперь солнечный свет не встречает никаких преград и может свободно путаться среди молекул воздуха, или что там делает небо синим? Немо забыл.
3.
После криосна голова всегда очень тяжелая, мысли путаются и шея, кажется, вот-вот хрустнет и переломится пополам. Немо стоял перед зеркалом в каюте и пристально разглядывал свое лицо. Он только что закончил счищать иней со щек, лба, подбородка. Кожа теперь казалась слишком нежной, розовой и полупрозрачной. Немо смотрел на собственное отражение в зеркале и не узнавал себя. Видимо, за время путешествия он отвык от собственного лица, и теперь оно казалось чужим.
Через семнадцать минут межгалактический звездолет приземлится в порту на Марсе и все пассажиры будут вольны наслаждаться чудесной погодой на красной планете, – сообщила интерактивная бортпроводница, и Немо мысленно поблагодарил ее за информацию.
Немо обернулся через правое плечо и посмотрел на металлический сосуд странной формы, который стоял рядом с его вещами. Ручной багаж пассажирам разрешалось брать с собой в каюты. На каждого пассажира выделался один криоконтейнер и одна каюта, которыми он был волен распоряжаться по своему усмотрению. Пассажиру, его каюте и его контейнеру присваивался один и тот же порядковый номер, чтобы пассажир не потерялся.
Порядковый номер Немо – 5026. Это число очень понравилось ему, еще когда он только получил свой билет на звездолет, в графе «порядковый номер» стояли эти четыре цифры. Почему-то они показались Немо очень красивыми. Пятерка, открывавшая число, гордо выпячивала пузико, а двойка была очень стройна и мило опиралась на отстраненную шестерку. А ноль посередине казался странной черной дырой.
Немо порой замечал странные мысли в своей голове. Они, как дезертиры противника, пробирались в идеальный порядок его разума и вносили неожиданный сумбур.
4.
В большом зале звездолета, почему-то носившем название «Общий Холл», было полно народу. Точнее, ровно восемнадцать тысяч человек. Из огромного иллюминатора, занимавшего всю стену круглого помещения, открывался прекрасный вид на поверхность планеты. Звездолет еще входил в верхние слои атмосферы, но через каких-то восемь минут все пассажиры уже смогут выйти наружу. Атмосферу для Марса специально спроектировали и создали в лабораторных условиях на Земле, все для комфорта ее обитателей.
Немо стоял у южного сектора окна и любовался на цивилизацию, расстилавшуюся у него под ногами. С цивилизацией Земли, конечно, она не сравнится, но и здесь добились много. Хотя в голове Немо иногда возникали странные картинки, на которых красная планета еще свершено неосвоена, необитаема, нетронута в своей дикой красоте. Именно над такой планетой Она хотела бы, чтобы он развеял ее прах.
Взгляд Немо упал на металлический сосуд, который он теперь держал в руках. Урна с прахом. Когда-то давно он дал одно обещание, еще в мире до-Сжатия. Он пообещал одной своей знакомой, что развеет ее прах над Марсом, так она попросила. Хотя знакомой ли? Он все еще задается этим вопросом.
На плечо Немо легла легкая женская рука и мелодичный голос прозвучал над самым ухом:
- Красиво, не правда ли? Хотя, думаю, мне бы больше понравилось, если бы эту планету оставили бы нетронутой.
Молодой мужчина обернулся и встретился с теплыми карими глазами незнакомки, наткнулся на ее лучезарную улыбку. Прекрасная молодая женщина и темными волосами, зачесанными назад и завязанными в тугой хвост. Всем пассажирам надлежало убрать волосы таким образом, чтобы позже нанести на них защищающий раствор. Выглядел он как слизь от улитки. На хрупкой шее женщины виднелись жабры, как и у всех пассажиров звездолета (их проращивали за время криосна, а за время полета обратно на Землю жабры атрофировались). И вообще женщина эта была совсем как все другие пассажиры межгалактического звездолета, но именно она подошла к Немо.
Почему при ее виде сердце Немо пропустило один удар, а в месте солнечного сплетения стало внезапно тепло-тепло и будто бы мягко потянуло вниз?
- Меня зовут… - начала было женщина, но ее имя утонуло в громогласном объявлении.
- Уважаемые пассажиры межгалактического звездолета! Пилоты сердечно благодарят вас за то, что вы выбрали именно наш звездолет, чтобы добраться до Красной Планеты. Сейчас мы находимся на расстоянии в тридцать секунд до Марса, так что мы просим вас занять ваши места на посадочных ложах и пристегнуть ремни безопасности…
Молодая женщина виновато пожала плечами и дружелюбно махнула рукой Немо. Немо робко поднял свою руку, чтобы помахать ей в ответ, но она уже скрылась в толпе. Отправилась к своему посадочному ложу, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Ведь до Марса оставалось всего тридцать секунд. Немо тоже поспешил занять свое место.
5.
Красная планета встретила Немо Никто зноем и песком, пылью и камешками цвета кармина. Есть такой цвет – карминовый – он похож на красный, но не красный, а где-то поблизости. Вся планета производила впечатление отстраненности.
Немо стоял у выхода из порта и ожидал свой прогулочный джип, который должен отвезти его в одну из пустынь, разворачивавшихся за границами портового города. Рядом с Немо оказалась семья из четырех человек: молодые мама и папа мило разговаривали друг с другом, а дети – мальчик и девочка, до жути похожие друг на друга, о чем-то спорили. Наконец, закончив шептаться, они подошли к Немо и девочка дернула его за руку. Детям было лет по семь, не больше.
- Господин, господин! – Когда Немо наклонил голову, дети робко улыбнулись, - Господин, вы приехали на Марс один? У вас есть госпожа?
Немо ласково улыбнулся детям и мягко покачал головой.
- У меня нет госпожи, с которой я мог бы разделить это путешествие, - тихий голос Немо сложно было расслышать во всеобщем гуле – все пассажиры наконец покинули порт и искали каждый своих гидов, свои джипы, ожидали начала своих экскурсий.
- Но, господин, как же так! Неужели нет никого, с кем вы могли бы насладиться необычной природой и завораживающими видами Красной Планеты? – воскликнул мальчик.
Эта фраза, заученная из брошюры, зазывавшей всех и каждого приобрести билет на звездолет, прозвучала фальшиво и неприятно из детских уст. Немо опустил руку на голову девочки, но не ощутил мягких детских волос – головы детей уже покрыли защитным гелем.
- Нет, у меня совсем никого нет.
Немо хотел сказать детям еще что-то, но родители их позвали и невысказанные слова повисли в горячем воздухе.
- Так вы говорите, что у вас никого нет? Никого, с кем вы могли бы разделить это путешествие? – Мелодичный голос женщины вновь застал Немо врасплох. – Чудо, что я нашла вас среди всех восемнадцати тысяч, не правда ли?
На Немо смотрела молодая женщина, лицо которой так часто появлялось в его снах. Только волосы были тщательно зачесаны назад и покрыты отвратительной слизью, а не растрепаны в очаровательном беспорядке, как всегда бывало в его снах.
- Да, это… Это действительно чудо, - чуть запинаясь, произнес Немо.
- Я, кажется, так и не успела представиться, нас прервали, - женщина вновь рассмеялась. – Знаете, все никак не могу перестать хихикать. Чувствую себя так глупо!..
- Не стоит, у вас очень красивый смех, - казалось, он произнес это против своей воли и испуганно захлопнул рот. Женщина вновь рассмеялась и смущенно опустила глаза.
- Спасибо, вы очень добры. Меня зовут Анна, - она протянула Немо руку.
- Анна… - будто что-то замкнуло в голове Немо, но он не мог ничего произнести. Только смотрел в теплые глаза женщины. И в голове вставали обрывки воспоминаний. И всегда были теплые глаза и имя Анны. Была набережная и слезы – счастья от того, что они нашли друг друга – и сладкий поцелуй; была подростковая постель и простыня, которой они с головой накрылись, и глупые обещания; было подземное метро… И всегда ее имя.
- Да, Анна. А как зовут вас?
- Я… Немо. Меня зовут Немо, - он неловко потянулся и пожал ее протянутую руку, - Но, кажется… Да, подъехал мой джип. У меня экскурсия.
Женщина печально вздохнула, а у Немо сжалось сердце от того, как уголки ее губ чуть опустились.
- Который ваш?
- Вон тот, - Немо указал на потрепанный, некогда, видимо, темно-зеленый, а теперь с налетом карминовой пыли, джип. Лиц молодой женщины осветилось радостной улыбкой.
- Значит, нам с вами по пути! Кажется, это уже судьба, - и она вновь рассмеялась. Было ли что-то в мире лучше ее смеха?
6.
- Вы приехали сюда в отпуск?
Немо мягко покачал головой и чуть приподнял урну с прахом:
- Нет, я должен выполнить обещание. Она хотела, чтобы я развеял ее прах над Марсом.
- Ваша жена?
- Знаете, - Немо чуть поджал губы, размышляя, - иногда мне кажется, что она была женщиной, которую я любил больше жизни. Иногда – что она лишь подруга детства, с которой мы вместе лепили куличики в песочнице. Иногда я действительно уверен, что она была моей женой.
- Она из мира до-Сжатия? – понимающе протянула Анна.
- Да, она умерла задолго до Большого Сжатия. Это единственное, в чем я уверен. Все остальное путается.
- Я прекрасно вас понимаю, - в утешающем жесте женщина положила мягкую прохладную ладонь на плечо Немо. – Я и сама очень часто не могу отличить правдивые воспоминания от того, что я хотела бы видеть. Вот, знаете, иногда мне кажется, что… Впрочем, неважно, - Анна покачала головой и убрала руку. Немо внезапно почувствовал сосущую пустоту где-то в желудке или чуть ниже. Или чуть выше. Будто какой-то жизненно важный орган безжалостно вырвали у него, не воспользовавшись услугами анестезиолога.
- Вы мне снитесь, очень часто, - произнес он. Опять слова вырвались против его желания. Огромные голубые глаза Немо поймали теплый карий взгляд Анны и прочли там подтверждение того, что и он снился ей.
- Да. Да, я была уверена, что это просто сны…
- Человеку не снится то, что его не касается, - мягко произнес Немо.
- Да, да… Вы правы. Наверное, вы правы.
Анна отвернулась от него, будто обозлившись на себя за свою откровенность.
Немо с неясной нежной печалью взглянул на металлическую урну в своих руках. Кажется, пришло время выполнять обещания. Джип на скорости несся по пустыне, подскакивая на колдобинах. Пассажиры внимательно слушали гида, который что-то взахлеб рассказывал, и даже Анна отвернулась, обратив на него внимание. Немо с усилием повернул крышку урны и наклонил, так что прах тонкой струйкой вытекал из горлышка металлического сосуда. Инопланетный ветер подхватывал легкие частички и смешивал их с карминовой пылью, взвешенной в воздухе. Урна опустела. Что же, обещание выполнено.
7.
На посещение всех достопримечательностей на Марсе отводятся сутки, а потом опять сто тридцать дней полета на Землю. Что можно делать на Марсе целые сутки, когда в первые два с половиной часа ты уже сделал все, что от тебя требовалось? Можно просто прогуляться по улочкам города, развернувшегося вокруг порта, посидеть в кафе и попробовать еду со знакомым химическим привкусом. И подивиться тому, как за такое короткое время люди сумели обустроить планету.
Немо не хотелось ничего из этого, поэтому он отправился в Большую Библиотеку. Это огромное здание высотой около тридцати метров, все стены которого – огромные книжные стеллажи, заполненные книгами из мира до-Сжатия. Когда Марс осваивали, вернее, застраивали, был решено создать крупнейшую библиотеку Солнечной Системы, в которой были бы собраны все книги прошлого. Всех жителей Земли обязали сдать все книги, какие только имелись в их домах. На огромном грузовом звездолете книги были перевезены на Марс. Властям показалось это очень символичным – создать своеобразное хранилище прошлого в мире будущего.
Огромное здание снаружи совсем не походило на библиотеку, скорее на гигантское яйцо Фаберже, изготовленное из стали и оргстекла. Немо всегда хотел побывать в этой Библиотеке, но, когда вошел внутрь, понял, что ожидал совсем другого. Он ожидал увидеть действительно Библиотеку прошлого – с деревянными стеллажами, с престарелой библиотекаршей, с книжной пылью в воздухе и большим читальным залом с лампами, источающими зеленый свет.
Когда Немо вошел внутрь, его глазам предстало огромное, полое изнутри здание, стены которого действительно были книжными полками, но выполнены они были из стали и застеклены. На каждом уровне стеллажей стояли библиотекари-охранники, облаченные в серо-оранжевые комбинезоны. В центре здания, образуя его своеобразную ось, стоял огромный воздухоочистительный центр, избавлявший воздух от карминовой марсианской пыли и от книжного праха. А ведь, книжная пыль – главный залог настоящей библиотеки.
Чуть поодаль, облокотившись о перила, стояла Анна. Немо сразу узнал ее по тому, как она склонила голову, по тому, как выстукивала незнакомый ритм пальцами по перилам, как опустились ее плечи, когда она тяжело выдохнула. Ноги сами понесли Немо к ней.
- Как ваши впечатления от Библиотеки?
Анна вздрогнула от неожиданности и обернулась, испуганно распахнув глаза. У нее очень красивые теплые карие глаза. В них будто бы плещется свежесваренный кофе, в котором отражается солнце, поэтому в ее глазах иногда промелькивают золотистые искорки. Также и сейчас – в глазах промелькнули золотистые искры узнавания, доверия, радости.
- Знаете, я ожидала совсем другого. Хотя коллекция книг здесь действительно впечатляющая, но создается ощущение, что ты в больнице. Все слишком чисто и стерильно. В библиотеке должно быть пыльно, душно и тесно. Книги должны громоздиться шаткими пирамидами, а когда хочешь достать какую-то книг, она, как назло, оказывается в самом низу стопки и рискуешь свалить все верхние книги, если попытаешься достать ту самую, нижнюю. А если уронишь хоть одну,..
- Библиотекарь, престарелая сухенькая женщина в очках в роговой оправе, от которой пахнет теплым молоком и нафталином, будет ругаться, - продолжил Немо.
- Да, вы правы… Теплым молоком и нафталином, точно.
Анна улыбнулась мягкой и печальной улыбкой, несколько растерянно. Будто пыталась вспомнить что-то, что навеки забыто и потеряно.
- Скажите, Немо... Ведь мы с вами никогда раньше не встречались?
- Я не знаю, - голос Немо напоминал шелест бумаги, тихий и хрупкий, готовый рассыпаться в шепот, - Я уже ничего не знаю. Каждый день я просыпаюсь и пытаюсь вспомнить кто я, почувствовать свое бьющееся – или замершее – сердце. Я до сих пор не могу с точностью сказать, как меня зовут.
Анна подняла руку, призывая его замолчать.
- А я вспоминаю иногда. Вернее, только сейчас я вспоминаю, рядом с тобой. Ведь это же ничего, что я на «ты», ведь ничего? Ничего, что я так откровенно тебе обо всем говорю? – Она уже не обращала внимания ни на что, лишь возбужденно и быстро говорила, будто боясь потерять, забыть только что обнаруженные воспоминания. – Я помню, когда я была маленькая, у меня были две соседки – никак не вспомню, как их звали, а еще неподалеку от нас жил забавный вихрастый мальчишка. Он был старше на пару лет, и у него был велосипед. Красивый, блестящий, совсем новый. Все ему завидовали. И когда мальчик ехал мимо нас на велосипеде, все по очереди здоровались с ним. «Здравствуй, Немо» - говорили мы. Ведь такое было, Немо?
Она заглянула в глаза Немо с безотчетной надеждой найти ответы на вопросы. Мужчина внимательно слушал, а его глаза – огромные, голубые глаза, почти как мамины блюдца с синей росписью, смотрели на нее с неясной нежностью. Его рука мягко коснулась ее, и Немо вывел Анну из библиотеки под палящее солнце.
- И еще я помню, я помню небольшую церковь, и белое платье. Мне иногда снится эта церковь и белое платье, только иногда невеста я, а иногда нет, но всегда, каждый раз ты жених. Ведь было такое, Немо? Скажи, была церковь? И белое платье. Ведь наверняка же было.
Немо кивнул – было. Все это было. Может, и не было, но, пока она говорила, вставали в памяти и красный велосипед, и белая церковь. И даже желтая ваза с покатыми боками внезапно появилась в памяти – воспоминание из детства?
- А знаешь, Немо, я еще помню библиотеку в бабушкином доме. Иногда родители привозили меня к бабушке на выходные, а у нее была большая домашняя библиотека. Там она всегда сажала меня у камина и кормила разными вкусностями, она много всего вкусного готовила. И я помню тот самый правильный библиотечный запах: терпкий запах пыли, от которого хотелось чихать, потрескивающие поленья в камине и теплое какао, которым поила бабушка. Она всегда поила меня какао, это почти ритуал.
Анна ненадолго замолчала, будто собираясь с мыслями.
- Ты ведь помнишь что-нибудь, Немо?
Он кивнул.
Он помнил. Вспоминал, пока она говорила. Он помнил ее голос и ее губы, теплые и сладкие. Она пользовалась клубничным блеском для губ, и он был очень сладкий. Еще была маленькая церковь, да. И приторный запах роз. Родители хотели, чтобы на свадьбе было много роз, розовых роз. Ах, как безвкусно. Ни ему, ни Анне это не нравилось. Родители.
Что это? Они действительно что-то помнят или просто выдают желаемое за действительное?
- Ты еще пользуешься клубничным блеском для губ? – произнес он еле слышно.
- Он был слишком сладкий, кажется. Тебе не нравилось, - ее голос был не громче шелеста бумажных страниц.
8.
Время – довольно странная субстанция. Тягучая и сыпучая, меняющая направление, скорость течения… Все объясняется одним словом – время. Оно тянется бесконечными нитями горячего расплавленного сыра, стекающего с бутерброда и, кажется, минуты будут тянуться вечно. Оно несется вскачь, когда ты рядом с человеком. Будто то, что вы держитесь за руки, или говорите о том, что было когда-то давно, включает третью скорость на коробке передач.
Пыль. Красная карминовая пыль, она была повсюду. В глазах, под ногтями, на ладонях и одежде. И все равно она казалась чем-то прекрасным. Но здесь, на крыше Библиотеки, дул особенно сильный ветер, и пыль осталась где-то внизу.
Закат на Марсе – несравнимое ни с чем зрелище. Кажется, закат – самая главная достопримечательность красной планеты. В последние секунды угасающего дня горизонт вдруг озаряется ярко-алой полосой света, лучи двух солнц соединяются и заключают в братские объятия планету. Куда ни кинь взгляд – огненное кольцо света, охватывающее плотным кольцом красные кратеры. И в эту прекрасную секунду кажется, будто нет ничего более вечного, чем этот закат, эта рука в твоей руке и этот холодный ветер, что забирается за шиворот и ласкает твой хребет прохладными пальцами.
Эта вечность длится семь секунд. Ровно семь секунд ты наблюдаешь прекрасный карнавал оттенков красного, а потом все заканчивается. Теперь в степи, ставшей багрово-черной, главенствует холодный пронизывающий ветер; теперь он не гладит нежно твою кожу, он обжигает ледяными прикосновениями твой загривок.
Анна легко сжала ладонь Немо.
- Стало холодно, тем более скоро объявят посадку. Пойдем, нам пора.
Порт озаряет пустыню праздничной иллюминацией огней, будто святотатствует, нарушает покой и нерушимость дикой планеты. Бойкий голос девушки-диктора сообщает всем вокруг о том, что началась посадка, и всех ждут на звездолете. Конечно, всех, у кого есть билеты, - задорно шутит диктор. Кому-то шутка, наверное, понравится. Но сейчас – в этот момент странной духовной близости Немо и Анны она кажется плоской и лишней.
Все сейчас кажется лишним. И огни, и корабли, и билеты. И голод, который начал скрестись где-то пониже солнечного сплетения, кажутся коварными маневрами, главная задача которых – осквернить чистоту чего-то светлого, что бывает между людьми. Настолько светлого и непорочного, что это просто чувство, которому нет ни названия, ни научного объяснения.
- Надо идти на посадку, нам в разные посадочные ворота. Я найду тебя сразу после взлета, хорошо? Я тебя найду, - Немо пришлось почти кричать, чтобы Анна услышала его в гомоне тысяч голосов. Она кивнула – то ли прочла по губам, то ли услышала, то ли просто доверилась ему – и легко коснулась губами кончиков пальцев, протянула руку в сторону Немо, но людской волной ее моментально отнесло к посадочным воротам. От этого воздушного недопоцелуя и быстрого исчезновения Анны что-то неприятное завозилось в желудке у Немо.
- Господин, господин! Вы нам соврали! Врать нехорошо!
Немо оглянулся на детские голоса и наткнулся на близнецов, с которыми довелось беседовать с утра.
- И в чем же, по-вашему, я вас обманул?
- У вас есть госпожа! – дети явно были оскорблены таким предательством со стороны молодого человека, - А вы сказали, что госпожи у вас нет!
Немо улыбнулся и хотел было что-то ответить детям, но люди, подобно муравьиной колонии, все время двигались, и вот он уже потерял детей где-то в толпе.
Люди все время шевелились, не останавливаясь ни на миг, и каждый двигался в своем направлении. Пробиться к воротам не представлялось возможным, пока толпа, наконец, не решила отправиться на посадку и слаженно ринулась к посадочному пункту сектора Е.
Девушка-контролер в серо-оранжевом комбинезоне с бесцветными русыми волосами и прозрачными серыми глазами широко улыбалась пассажирам и отпускала дежурные шуточки.
- Сэр, а где же вы потеряли вашу милую даму? Я слышала, у вас очень милая дама! – с фальшивыми восторженными нотками верещала барышня. Немо старался побыстрее проскользнуть мимо нее, но что-то остановило его. Престарелая женщина с длинными седыми волосами, тщательно заплетенными в тугую косу, вцепилась своей костлявой рукой в плечо Немо и скрипуче проворчала:
- Помоги подняться, дуралей. Ничего молодежь не смыслит. Помоги подняться, говорю! Порог слишком высокий.
Немо злился на старуху, которая отнимает у него драгоценные секунды, которые он мог потратить на Анну, пока всех пассажиров не поместили в криосон. Внезапно этот криосон не кажется благом, ведь целых сто тридцать дней можно провести наедине с женщиной, которую искал так долго – пусть и неосознанно, но искал – а они вынуждены спать. Целых сто тридцать дней, ведь это целая вечность!
Он помог сварливой старухе подняться, но та упорно не отпускала его рукав, а говорила что-то ему вслед; Немо вырвал руку из железной хватки костлявых рук и почти бегом ринулся в Большой Холл. Он слышал, как в спину ему неслась ругань старухи и представлял, как неодобрительно качала головой и цокала девушка-контролер.
Но было плевать, ведь сейчас его мыслями и его сердцем целиком и полностью завладела Анна, нужно было найти ее, взять за руку и не отпускать никогда. Ведь были дурацкие подростковые клятвы под одеялом – никогда не отпускать. Держать крепко рядом с собой. Нужно выполнять свои клятвы, а сейчас. Сейчас самое время.
- Анна! – то ли отчаяние, то ли страх, но вокруг слишком много людей, страшно потерять ее, ведь у них осталось лишь двадцать семь минут, которые можно провести вместе, а потом криосон, который разлучит если не навсегда, то на треть года. И это заставляет кричать, звать ее, ловить на себе раздраженные взгляды пассажиров, но не обращать на них внимания, ведь самое главное – найти карие глаза, каштановые волосы, удержать ее узкую прохладную ладонь в своей.
Маленькая горячая детская ладошка схватила его за руку и потянула на себя. Немо обернулся и встретился глазами с уже знакомой маленькой девочкой, но ее брата поблизости видно не было. Огромные карие глаза глядели на него с неразличимым, слишком взрослым выражением.
- Господин, вы ищете свою госпожу? Госпожа Анна там! – крикнула девочка и толкнула Немо в противоположном направлении, а сама стремительно скрылась в толпе.
Она также мечется в противоположной части огромного холла, тщетно пытаясь найти его, и страх потеряться, потерять его, а вместе с ним и частичку себя, давит так сильно, что она невольно кричит:
- Немо!
Детские руки ухватили ее, и Анна испуганно обернулась. Вихрастый мальчишка с огромными глазами уставился на нее и прокричал, перекрывая гул сотен голосов:
- Анна, господин Немо там! – мальчик подтолкнул Анну в противоположную сторону, а сам скрылся в толпе.
Она практически упала в его объятия, и облегчение накрыло его с головой. Будто он наконец обрел то самое, чего ему не хватало всю его осмысленную жизнь. Будто только теперь он ощущал себя живым, цельным.
Анна обвила его шею тонкими руками и уткнулась прохладным носом куда-то за ухо.
- Немо, мне было так страшно. Я так боялась, что ты меня не найдешь. Обними меня, пожалуйста, покрепче, мне все еще страшно.
Но он и без ее подсказки сжал хрупкое тело в руках.
- И никогда никуда друг друга не отпускать.
Найти и держать крепко-крепко
- Клянусь
- Клянусь
9.
Самый лучший способ заставить толпу паниковать – сказать ей не паниковать. Самый лучший способ заставить толпу бежать куда-то – попросить всех оставаться на своих местах.
Все прекрасно это знают, но продолжают просить толпу не паниковать и оставаться на своих местах, тщетно надеясь, что толпа последует их просьбе.
- Твои губы теперь кислые.
- Я пользуюсь яблочным блеском для губ. Тебе не нравится?
- Не знаю, по-моему, клубничный был лучше. Этот поцелуй на вкус как последний, не знаю почему.
- Думаю, тебе просто кажется…
Все прекрасно знают, что если попросить толпу не поднимать панику, она с головой окунется в эту панику. И все равно, раз за разом, все допускают эту ошибку. Каждый раз все просят не паниковать. Так глупо…
- Уважаемые пассажиры, пожалуйста, не поднимайте панику, сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах. На звездолете обнаружено возгорание, но экипаж уже занимается тушением…
Голос диктора, уже вовсе не бойкий, а даже обеспокоенный, потонул в гуле тысяч голосов. Криках страха, паники. Толпа взволновалась, поднялась на дыбы и ринулась в разные стороны….
Они стояли посреди бушующегося людского моря и как можно крепче сжимали друг друга в объятиях. Потерять друг друга сейчас было бы самым ужасным, а если рядом – не так страшно. Не так больно и даже мысль о возможной смерти не так леденит.
- Немо, ты только не отпускай меня… Очень страшно.
- Я не отпущу тебя, Анна, я держу. Я не отпущу.
Всем было понятно, что возгорание не потушат. Всем было прекрасно понятно, что их путешествие окончится здесь, на высоте в тридцать секунд над Марсом, поэтому все боялись. Все боялись, что звездолет взорвется.
Сейчас...
Прямо сейчас.
- Анна, ты слышишь меня? Анна… - Немо разомкнул их объятия лишь затем, чтобы покрепче обнять ее, чтобы ее ненароком не отобрали у него… Но ведь всегда происходит что-то страшное, когда мы желаем лучшего?
Анна ускользала от него. Чьи-то чужие руки перехватили ее и уносили прочь, а она была настолько испугана, что даже не находила сил сопротивляться. Немо тянулся за ее протянутой рукой, дважды он коснулся кончиков ее пальцев, но толпа сомкнулась между ними, отрезав все пути.
- Анна! – кричал он, срывая голос, - Я люблю тебя, - прошептал он. И его шепот утонул в оглушительном взрыве.
10.
Самое страшное – потерять самое дорогое перед концом. Всем было понятно, что это конец, все боялись. Все боялись смерти, но смерть – не самое страшное. Самое страшное – умереть в одиночестве. На тонкой границе перед концом потерять самое дорогое, что когда-либо случалось в твоей жизни.
- Я люблю тебя, – прошептала Анна, и ей показалось, что она услышала, как кто-то очень дорогой прошептал одновременно с ней слова любви. Печальная улыбка тронула губы Анны, и все потонуло в огромном, разрывающем, оглушающем взрыве.
Путешествие огромного пассажирского звездолета не было окончено. Оборвалось на смешной высоте в тридцать секунд над поверхностью красной планеты. Последними словами, прозвучавшими на звездолете, было еле слышное «Я люблю тебя».